- Био-факт

Уединение, покой, отдохновение Роман Мадянов черпает в рыбалке. Это вторая давняя и неугасающая страсть Романа, сопровождаемая неизменно ветреным девизом: «Лучше плохая рыбалка, чем хорошая работа».

Берешь зрителя за глотку и ведешь за собой Печать E-mail

Дмитрий Коржов. Газета «Мурманский Вестник», 12 апреля 2008 г.

Признаюсь честно, я его сначала не заметил… Плотненький, небольшого росточка, в неприметной обычной курточке, он тихонько стоял неподалеку, привычно наблюдая за суетой вокруг. Что-то знакомое угадывалось в лице, облике и движениях незнакомого человека. Он постоял, посмотрел, а потом, чуть прихрамывая, скрылся за дверью мосфильмовского актерского вагончика. «Смотри, смотри, Мадянов!» — сказал фотокорреспондент, и тут только я понял, что неприметный этот незнакомец — один из лучших характерных актеров наших дней Роман Мадянов. Исполнитель роли полковника Колобкова в сериале «Солдаты» приехал на Кольский Север сниматься в новой киноработе Николая Досталя «Петя по дороге в Царствие Небесное». Тут-то и довелось нам встретиться и пообщаться.

— Роман Сергеевич, я помню, вы в свое время у Досталя играли жандарма, сейчас звание повыше…

— У Николая Николаевича я не только жандарма играл, но и в «Гражданине начальнике», и раньше. С Достанем мы с «Мелкого беса» вместе. Это и майор Харченко в «Штрафбате», и пристав в «Завещании Ленина». Работать с мастерами всегда приятно. Что делать — видно, такая планида: все время попадаю я то на роль военных, то на энкавэдэшников и ментов. Пристрастились… Я уж забыл, когда гражданских людей играл. Все в форме и при погонах. Только форма меняется.

А здесь я играю полковника Богуславского — начальника небольшой зоны, что возникает в Кандалакше. В этой роли есть замечательная ирония и даже юмор — во взаимоотношениях с женой, которую он все время подозревает, даже хочет следить за нею. Она женщина очень эффектная, красивая, к тому же моложе на пятнадцать лет. Там внутри какая-то своя, собственная интрига. Так что помимо непростых должностных обязанностей ему еще приходится и с женой разбираться.

Вообще, мне грех жаловаться. Я снимался у великих режиссеров-мастодонтов, монстров. Мне посчастливилось играть у Никиты Сергеевича Михалкова в «Двенадцати», а сейчас буду играть в продолжении «Утомленных солнцем». Вообще, когда приглашает хороший режиссер, профессионал, с хорошей актерской командой, всегда с радостью соглашаюсь.

— Что вообще хотелось бы сыграть?

— Вы знаете, я не привык ставить перед собой неопределенные задачи и представлять, как сыграть, скажем, короля Лира, лорда Глостера или кого-то еще. Мне достаточно предложений, которые я получаю. Вот сейчас — новый сценарий, и я поглощен им - полностью. Прочел и понял, что здесь можно сделать хорошую роль, что это — личность, интересная, разнообразная. И я уже этим заразился, заболел. Получаю удовольствие от любой работы. Так мы работали и в «Участке», где вроде бы ни стрельбы, ни чего-то подобного, но артисты, словно на глоток свежего воздуха, приезжали на съемки. Лучшие артисты страны туда просто-таки ломанулись! Потому что история — прекрасная, непритязательная. Персонажи — смешные, наивные, иногда завистливые и злобные — разные. И вот в этой каше мы варились, и это было нам в кайф. А ставить перед собой какие-то абстрактные задачи не люблю. Утомляет меня это.

— А погоны — не утомили?

— От них, честно вам скажу, подустал. Бывает, только приходишь в группу и начинаешь примерять форму — Второй ли мировой, финской ли войны — неважно. Немножко поднадоело это… Тем не менее надеваю. Ну как не надеть военную форму у Никиты Михалкова? Или мундир энкавэдэшника у Николая Досталя? Или — у Сергея Урсуляка?

— А вы у Урсуляка играете в новом фильме про молодого Штирлица?

— Не могу говорить, извините. Не моя тайна. Но речь идет об эпохе Гражданской войны, жутких тех временах. Смута, разборки с Антантой и прочее. Здесь можно смотреть фильмы онлайн бесплатно на онлайн-кинотеатре Проект очень масштабный и мощный. Дай бог, чтобы все сложилось. Великолепна его последняя работа — «Ликвидация». Я не могу назвать этот фильм сериалом. Скорее - многосерийное художественное кино. Сериал — это со смехом за кадром, для тупых. «Ликвидация» — не тот случай. И количество серий в данном случае не показатель, главное, чтоб качество было на высоте.

— Кайф от кино вы сразу почувствовали? Вы же еще мальчишкой, в 1973-м, попали в прекрасную компанию на съемках фильма «Совсем пропащий», где сыграли Гёкльберри Финна.

— Мне всегда везло. Во-первых, такой режиссер, как Георгий Николаевич Данелия. И — центральная роль в фильме, где играли Евгений Палыч Леонов, Вахтанг Кикабидзе, Владимир Басов, Ирина Скобцева… Впрочем, перечислять зря начал. Потому что какого артиста ни возьми, каждый — величина, легенда. Суперартисты!

— А не тяжко было в таком окружении?

— Да я не осознавал, не чувствовал никакой тяжести. Я же ребенок был — девять лет, очень непосредственный. Тяжело было сниматься. Быстро понял, что кино не просто интересная штука, но, главное, безумно тяжелая. Уже тогда в полной мере почувствовал, что это далеко не развлекаловка, не дуракаваляние. Есть, конечно, и маленькие радости жизни, когда садишься в черную «Волгу» с надписью по бортам «Киносъемочная», и тебя везут, и ты можешь выпендриваться в школе, ходить с длинными патлами, кидать мальчишеские понты… Но в основном — работа, и работа тяжелая. Серьезная профессия. Снимался не более шести часов в сутки, но наравне со взрослыми — и в ночные смены, в любую погоду, независимо от того, холодно или жарко.

— Театр или кино приносит вам большее удовлетворение?

— Трудно сказать. Я всегда считал себя в первую очередь театральным артистом. Но и там, и там мне хорошо. Где лучше? Не могу выбрать. Все-таки это две очень разные профессии, две грани актерского мастерства. Работать так, как в кино, в театре нельзя — и наоборот. Совершенно иные принципы, задачи, восприятие. Театр — это сегодня, сейчас. Одинаковых спектаклей, хоть вы каждый день будете ходить на одну и ту же постановку, не бывает. Удивительное общение, волшебство, что происходит между тобой и залом сейчас, в данную минуту. В этом ценность огромная — непосредственного, живого контакта со зрителем. Ценность живых глаз, живых эмоций. И тебя должен слышать и видеть каждый — и те, что заплатили тысячи, и те, что триста рублей. И так — все три часа, пока длится представление.

Кино — несколько иное. Колоссальная концентрация на доли секунды. И за то, что отпечатывается, остается на пленке, тебе не должно быть впоследствии мучительно больно. Чтобы не переживать потом, что надо было бы иначе сделать, по-другому.

Вот так. Но где лучше, сказать не могу. Все мне дорого — и театр, и кино. Долго не снимаешься, начинаешь тосковать, и без сцены — тоже, словно не в своей тарелке оказываешься.

Я вот сейчас со сломанной ногой играю — тоже определенные ограничения накладывает. Гололед в Москве — поскользнулся и сломал. Очень неприятный перелом, на самом «ходовом» месте. Не болит, но ступать тяжеловато. Так что ходить пока поменьше стараюсь, в щадящем режиме…

— Вас порой сравнивают с Евгением Леоновым. Есть мнение, что Мадянов — это Леонов наших дней. Как вы сам к этому относитесь?

— Дядя Женечка был великий русский артист! И я не считаю его комиком. Сравнение лестное, но я внутренне не вполне с ним согласен, хотя некоторые сходные черты, конечно, есть. Мне говорили, что я похож по темпераменту и на Виктора Павлова. С тем мы и внешне были похожи, а когда Виктор Павлович ушел из «Маяковки», пришел я и занял его нишу в театре. Они — из ряда великих русских артистов, создавших гениальные образы и в кино, и в театре.

Евгения Павловича, к сожалению, в кино режиссеры воспринимали несколько однобоко, исключительно как комика. Марк Захаров в «Ленкоме» все-таки оценивал его талант иначе и давал ему возможность проявить себя и в ролях совершенно иного плана. А в кино у него такой роли, как у меня, в случае, скажем, с майором Харченко из «Штрафбата», не было. Отрицательный персонаж без полутонов. Агрессия, ярость, нетерпимость, вплоть до откровенного садизма, до патологии. У него таких ролей, такого диапазона в кино не было. А у меня появился Харченко, затем — Абакумов, схожий, подобный, но — другой. Очень хочется, чтобы и полковник Богуславский в нынешнем фильме «Петя по дороге в Царствие Небесное» тоже получился иным, непохожим на прочие мои роли. Вот — задача. А жанры я никогда не боялся менять. Никогда не боялся прыгать из комедии в фарс, а оттуда в какие-то драматичные, жесткие вещи. И провалов, неудач не боялся. Это опыт, и очень важный. Раскисать, плакать, гнобить себя за сделанную работу глупо. Тут все, как у спортсменов: проиграли, надо сделать выводы, забыть о проигрыше и — продолжать играть дальше.

— Все-таки есть вещи, которые вам пересматривать неприятно? Вы ведь сейчас невероятно востребованы, если не ошибаюсь, более восьмидесяти ролей у вас в кино…

— Это у вас старые данные. Уже за сотку перевалило — всего сто четыре или сто пять. Но я все-таки старался не доходить до совсем уж позорного компромисса. Хотя работы, которые не хочется пересматривать, у меня есть. Не от хорошей жизни. В основном они сделаны в девяностые. Был этап, когда снимался только в рекламе. Какое там кино?! Но и в рекламе, к слову, рекламировал лишь тот товар, в котором был уверен, что он — хорош. Если пельмени, то — вкусные, хорошие, качественные!

Потом пришло время «мыльных» сериалов. Те же самые «Солдаты», где я сыграл полковника Колобкова. Первые два блока были сделаны очень хорошо. Одиозные, узнаваемые образы — тот же Колобков, прапорщик Шматко, Бородин, мощная интрига. И работали мы на совесть, честно, в радость. И зритель, конечно, это почувствовал — мы это увидели по рейтингу. А потом уже привыкли, пристрелялись. И проблемы с написанием новых серий возникли. По сути, высасывали из пальца новые истории, моделировали ситуации так, как хотели, как было выгодно… Да и отношение всей съемочной группы менялось. Очень не хотелось в этой ситуации репутацию терять актерскую. Порой до скандалов доходило. Я несколько раз отказывался играть сцены в том ключе, как они были написаны. И правоту свою в итоге доказывал.

Пошли сериалы, но тоска по большому, полнометражному кино всегда в артисте живет. Тут концентрация иная, ведь длится-то фильм два часа, и за отведенное тебе в кадре время ты должен максимально точно рассказать о своем герое все, что в нем заложено. При этом нельзя выпасть из общей обоймы. И в этом, конечно, здорово помогает режиссер.

— Вы упомянули в начале разговора Никиту Михалкова, фильм «Двенадцать». Мне трудно представить, как двенадцать лучших актеров- мужчин нашей страны, знаменитых, амбициозных, уживались на одной съемочной площадке. Так как уживались? Как вообще работалось?

— Замечательно. Проблем на площадке не было никаких. Все полтора месяца съемок мы сохраняли очень теплые взаимоотношения, вплоть до едва ли не семейных. А ведь встречались каждый день! Если бы наши амбиции хоть в какой-то степени проявлялись в работе, это был бы крах. А тут было иное — атмосфера взаимопомощи и любви, очень бережное, внимательное отношение друг к другу. И главная заслуга в этом, повторяю, режиссера — Никиты Сергеевича. Следствие его безграничной любви к тем актерам, которых он пригласил, уверенности в нас. И — удивительная дисциплинированность каждого на съемочной площадке. Вообще, демонстрировать амбиции в присутствии Михалкова, изумительного артиста и режиссера, было бы попросту нелепо. Выпендриваться, когда такой человек рядом, неприлично и глупо. Если себя так ведешь в этой компании, то значит, ты просто дурак…

— А в новой его работе — «Утомленные солнцем-2» — вы кого играете? Опять погоны?

— Да, погоны… Жутковатый, страшный эпизод. Но работать с Михалковым всегда в радость. А сцена такая: получив генеральское звание, зарвавшийся командующий участком фронта обмывает погоны. И — в безумной пьянке, в угаре, кто-то из участников не так на него посмотрел. Заело эту тварь, конченую тварь, и он, нажравшись водки, взрывается и в ярости отправляет на смерть, в атаку, тысячи людей.

Фильм, вообще, думаю, будет очень жесткий. В павильоне мы уже все сняли. Жду с нетерпением продолжения этой работы — в июне пройдут съемки на натуре, в траншее, под Нижним Новгородом. Роль совсем небольшая, но это тот случай, когда игра стоит свеч.

— А вам каких «парней» интересней играть — «плохих» или «хороших»?

— Без особой разницы. Хотя, думаю, плохие получаются ярче. Но в плохом всегда ищу хорошее, в хорошем — плохое. Это — классика, система Станиславского. На самом деле нет среди нас ни «плохих», ни «хороших». В любом самом отпетом найдутся качества, за которые его можно уважать. В то же время в самом, казалось бы, чудесном человеке, если постараться, столько г… можно раскопать, что только держись. Ну хороший, правильный, но зануда такая, что хочется взять сковородку и как дать по башке!

Так что к каждой роли — подход индивидуальный. Другое дело, что ты по-актерски неизбежно становишься адвокатом своего героя. Показываешь зрителю, что этот человек в данной ситуации мог поступить так. Более того, он не мог поступить иначе. Тогда зритель тебе верит — ты берешь его за глотку и ведешь за собой. Конечно, когда это поверхностно, неоправданно, все — пиши пропало. Лажа вылезает мгновенно: артист в кадре перестает быть органичным, зритель видит, как ему неудобно, даже стыдно за то, что он делает. От камеры ничего не скроешь…

— Вы даже и своего героя из новых «Утомленных солнцем» готовы оправдать?

— Да. Конечно, то, что он делает, - абсолютно скотский поступок. Но… Количество выпитого, опять же психика и психология человека того времени, опять же — не скажи ему кто-то из собутыльников ту реплику, то ничего бы и не произошло. Но вот так сложилось за столом. Говоривший его и обидеть-то не хотел. Но эта «дробина» попала так, что человек отправляет на верную гибель тысячи людей.

— Как вам наш Кольский Север? Вы ведь впервые здесь снимаетесь?

— Ну, здесь-то я на рыбалке бывал неоднократно. На разных речках. Знакомые меня привозили. Лицензионную семгу ловили, и кумжу, и хариуса. Изумительные у вас места. А снимаюсь, да, впервые. Хотя рядышком, под Архангельском, в Холмогорах, доводилось работать — еще «Весенние перевертыши» снимали, в 74-м году… В общем, в Кандалакше прежде не бывал, но работается здесь замечательно.

— Даже холод не мешает?

— Да совсем не холодно! (В те дни в Кандалакше было около двадцати градусов ниже нуля. — Д. К.) Здесь так и должно быть. Это ж неправильно, если за Полярным кругом такая же жижа будет, как в Москве. Мы тут хоть белый снег увидели. Смотрите, сколько солнышка! Я вот пятый день как приехал, а все солнце…

Кандалакша — Мурманск. Дмитрий КОРЖОВ

← В прицеле многих кинокамер Роман Мадянов и три стихии →