Веста Боровикова. Газета «Новые Известия», 23 июля 2010 г.

Актер Роман Мадянов — балованное дитя кинематографа. Родился в семье телережиссера, в одиннадцать лет снялся у Данелии и потом прошел по звездным картинам таких мастеров, как Панфилов, Михалков, Калатозошвили. Любители знают его по роли в долгоиграющих «Солдатах», хотя при этом он замечательный театральный артист, двадцать лет проработавший в Театре Маяковского. Сейчас Роман МАДЯНОВ снимается в комедии, где играет олигарха, и между съемками ответил на вопросы «Новых Известий».

— Смотришь вашу фильмографию и удивляешься, какой вы любимчик судьбы. Еще ребенком сыграли Гекльберри Финна в картине Данелия…

— Причем у Георгия Николаевича я снялся не только в этой картине, но и в «Насте», в «Орле и решке», в «Паспорте»… Он любит снимать тех, с кем уже работал. И потому стал моим вторым учителем.

— А кто был первым?

— Отец. Так что в моей биографии папа и Данелия стоят рядом. Общение с Георгием Николаевичем отложилось на всю жизнь. Он великий режиссер, чье имя платиновыми буквами вписано в советский кинематограф.

— Кстати, на минувшей неделе Данелия рассказал «Новым Известиям», что сегодня он, к сожалению, не может найти денег, чтобы завершить свою последнюю картину. Разве это нормальная ситуация?

— К сожалению, поиском денег сегодня занимаются все режиссеры. С одной стороны, это естественное веяние времени, но с другой стороны — это, конечно, неправильно. Есть люди, под проекты которых нужно давать деньги без разговоров.

— Еще одно мощное имя в вашей биографии — Михаил Калатозошвили, у которого вы снялись в «Диком поле» — фильме о жизни российской глубинки…

— Миша был настоящий мужчина. Царствие ему небесное. У этой картины непростая предыстория. Сценарий был замечательный, но условиями проживания меня пугали. Съемки проходили на границе Казахстана с Китаем. Миша приехал знакомиться, мы по-мужски поговорили. Он обрисовал ситуацию, которая ожидает нас всех в этом Аксае, и сказал: «Конечно, можно было бы снимать и в другом месте. Но когда ты приедешь, то увидишь, что это просто космос». Мы ударили по рукам, и я приехал. Условия были тяжелейшие. Я играл милиционера, и одна из съемочных смен продолжалась 52 часа на фоне безденежья со всеми вытекающими… Но я ни о чем не жалею.

— Напомним читателям, что главный герой картины — врач, который в степном поселке практически без медикаментов спасает жизни. Вы таких людей где-нибудь встречали?

— Встречал в тайге, когда ездил в студенчестве на восточный участок БАМа. И, конечно, этот опыт пригодился в кино. Я всегда считал, что если у артиста появляется возможность куда-либо съездить, то сидеть на месте нельзя. Я был на Ямале, на Белом море, на Камчатке… По Ямалу путешествовал на вертолетах. Нас возила туда «Нефтегазгеология», богатейшая в советское время организация. Вездеходов не было. На вертолетах нас переправляли с одной буровой на другую, где мы давали концерты. Так что к тяжелым условиям я привык.

— Съемки у Николая Досталя в картине «Петя по дороге в царствие небесное» тоже, судя по пейзажам, были на севере и проходили нелегко?

— Снимали зимой в Кандалакше. Для меня сложность заключалась в том, что на съемки пришлось ехать со сломанной ногой. Травматолог не разрешал снимать гипс, но я снял его сам и поехал. Почему я и придумал бежать за уголовниками в носках. Не потому, что не понимал, что в сапогах удобнее, а потому, что не мог их надевать. Благо, сюжет позволил…

— В Театре Маяковского вы работали два десятилетия и вдруг ушли. От театра легко отказаться?

— А я и не отказывался. И театр не бросал, а просто ушел на вольные хлеба из стационарного театра, но продолжаю работать в антрепризах. Я себя считаю больше театральным артистом, нежели киношным: любые проекты в кино поменяю на хорошую роль в театре. Я ведь играл в спектаклях Гончарова, Гинкаса, Фоменко, однако я не кремлевский мечтатель, чтобы думать, с кем я еще хочу поработать. Мечтать надо результативно. Не люблю просто так пускать пузыри в воздух. Чтобы работать с такими людьми, надо что-то делать.

— А вы делаете?

— Не всегда. Но если вдруг судьба сводит нас в работе, я очень радуюсь.

— Вы можете сами позвонить режиссеру и напроситься работать с ним?

— Нет. И, наверное, это неправильно. Если чувствуешь, что роль твоя, то нужно за нее бороться. Но я, видимо, этого не умею. В Москве полно юных развратных индивидуалок с любой фигурой и внешностью, каждый мужчина, даже с самыми привередливыми вкусами сможет подобрать себе девочку на ночь. Проститутки индивидуалки в Москве приедут к вам в любой район города. Шикарные развратницы смогут приехать не только к вам домой, но и в сауну или же в гостинцу. Устройте себе незабываемый сексуальный марафон, длительностью в целую ночь.

— Почему вход на ваш сайт вы предваряете цитатой «Наша жизнь — это бег по эскалатору, который идет вниз»?

— Потому что так оно и есть. Профессия артиста и его жизнь действительно зависят от бега против течения. Это надо понять. Когда ты стоишь на месте — публика о тебе забывает, и сам ты перестаешь развиваться без хорошей работы. Хотя многие мои коллеги почему-то считают, что, набравшись опыта, они уже все знают и все умеют, и учиться дальше не надо. И как только ты перестаешь совершенствоваться, то спускаешься на этом эскалаторе вниз. То есть ты не просто стоишь на месте, а теряешь все, что наработал прежде. И нужно приложить массу усилий, чтобы добежать до того фонаря, где ты только что был.

— Тогда почему такая, прямо скажем, каторжная профессия приносит вам радость?

— Потому что ее каторжность ты понимаешь уже с годами. Тогда с самого начала не надо было заниматься этой профессией. Не надо было поступать, занимать чье-то место. Я ведь и в сериалах, когда снимаюсь, стараюсь быть честным по отношению к зрителю. Даже в тех пресловутых «Солдатах», в которых я «шарашил» серий шестьдесят, я не сачковал — работал на полную катушку. Если артист начинает думать так: «А не слабать ли мне по-быстренькому в этом сериальчике»,-то он ведь никого не надует. Это ж видно сразу на экране.

— Ваш сын сейчас в том возрасте, когда пора определяться с профессией. Хочет идти по вашему пути?

— Категорически не хочет. Хотя я ему предложил этот вариант, но давить на парня не хочу. Я пытаюсь здраво рассуждать и объяснить ему, что мое желание направить его туда, где я смогу ему помочь, поскольку нахожусь в силе, естественно для любого родителя. Но он ударился в музыку. У него абсолютный слух. Окончил музыкальную школу по классу скрипки, сейчас увлекся гитарой. Мне остается только уважать его выбор.

— Он похож на вас в юности?

— Это совершенно другое поколение со своими тараканами в голове. Я пытаюсь передавать ему принципы, по которым существую сам, и надеюсь, что в подкорке у него что-то откладывается. Он видит, что если будет лентяем, как папа, то ничего не достигнет.

— А вы считаете себя лентяем?

— По большому счету, да. Хотя по количеству моих работ этого не скажешь. Но я сам-то себя знаю. Мой принцип: «Лучше плохая рыбалка, чем хорошая работа».

— Вы пристрастились к рыбалке на съемках «Совсем пропащего» вместе с Кикабидзе?

— Да, ловили мы на Днепре… Моторок там никаких не было — были дикие заповедные места. Гадюки ползали, как червяки, на них никто уже и внимания-то не обращал. Единственный ужас был — это шершни. Рыба там брала на голый крючок. Хотя времени, чтобы половить, было не так много. Шла тяжелейшая работа…

— Данелия в своей в книжке пишет, что столько раз заставлял Канчели переписывать музыку, что тот называл его тираном. Любимой фразой Данелии была, по его же признанию: «Неплохо. Но нужно пробовать еще».

— Да-да, ему это свойственно, потому он и режиссер замечательный. Лично мне с ним работалось очень комфортно.

— Как вы впервые встретились с Георгием Данелия?

— Мой отец был вторым режиссером на телевидении и брал на съемочную площадку старшего брата и меня. Снимали эпизод в школе: дети бегают на перемене. Чтобы мы не болтались под ногами, он попросил нас тоже одеть в школьную форму, и мы оказались в кадре. На этой же съемке нас и «нашли». На следующий день я оказался в кабинете у Георгия Николаевича, а через неделю я уже ехал сниматься.

— Как вы считаете, в вашей профессии человек сам все определяет или основную роль играет везение?

— В нашей профессии все определяет господин Случай. А дальше от тебя зависит, воспользуешься ты им или останешься ни при чем. Желание тоже имеет значение. К поступлению в институт у меня было 10 фильмов и три главные роли, и я уже понимал, что вряд ли в этой жизни буду заниматься чем-то другим.

— Вам было не страшно браться за участие в картине Михалкова «12»? Вы не боялись, что все будут сравнивать михалковский парафраз с оригиналом?

— Если так подходить, то тогда мне не нужно было и Швейка играть. Его уже играли до меня, и неплохо. Вы думаете, те «12» и эти можно как-то сравнивать? На мой взгляд, они несравнимы и по менталитету, и по теме. В михалковской картине играли артисты русской школы. История, в принципе, похожая, но снята на основе наших событий. Что касается ощущений, то это было бесконечно тяжело, но в то же время это были полтора месяца абсолютного творчества и упоения. Драйв и кайф — какая была команда! Так пахнуло хорошим советским кино середины семидесятых. И прав был Никита Сергеевич, когда в конце съемок сказал: «Теперь я знаю, что на „Мосфильме“ есть группа людей, способных работать на европейском и мировом уровне».

— Вам было там чему поучиться у партнеров?

— А я всегда учусь. Мне не зазорно поучиться у молодых.

— В картине, которую в эти дни снимает в Подмосковье Эдуард Радзюкевич, вы играете олигарха. Вы часто общаетесь с этими людьми?

— Зачем мне с ними общаться? Деньги и власть портят людей, скажу я вам банальную истину. Единицы остаются сами собой. При этом вы видите, в какой мы стране живем? Колхозы не работают. Пахотных земель нет. Старикам есть нечего, пенсий нет. 50 километров отъезжаешь от столицы нашей родины — и видишь, что народ здесь не живет, а кое-как выживает. Это из Москвы кажется, что все кипит. Ничего там не кипит. Как жили, так и живут. Сейчас, если ты продюсеру скажешь, что ты хочешь снять авторское кино, он тебе скажет: «Ну хорошо, я дам тебе миллион. А сколько получу?» — «Ничего ты не получишь». — «Тогда иди ты лесом со своим авторским кино». Должно пройти не одно поколение, чтобы появились люди, которым будет за державу обидно. Которые будут считать, что в эту землю надо вкладывать деньги. Чтобы потом, может быть, твоим именем назовут больницу, которую ты построил. Ты лично. У нас очень печальная ситуация. Поэтому если есть возможность в этой ситуации заниматься любимой профессией, то надо заниматься ею, и все.