Алексеева Екатерина. Газета «Собеседник», 24 апреля 2006 г.

Знаешь ли ты, уважаемый читатель, какая связь между твеновским Геком Финном и министром госбезопасности СССР Абакумовым? Не задумываясь, ответят лишь киноманы: и того, и другого сыграл Роман Мадянов. С разницей в 33 года. Уникальное явление на самом деле этот Мадянов: мало кому из «киношных» детей (снимающихся с пеленок) удается закрепить свой успех в дальнейшем. А ему удалось. Кроме того, он оставляет впечатление человека, абсолютно уверенного в том, что делает, наконец-то расставившего для себя все точки над «и», а потому счастливого! Особое внимание — ремарке «наконец-то»: легким процесс «проставления точек» не бывает, сами понимаете…

«Звездить отучили рано»

— Я до сих пор помню некоторые сцены из «Совсем пропащего», даром что смотрела лишь раз в детстве — особенно танец Гекльберри Финна на берегу Миссисипи на фоне проплывающего парохода… Когда увидела вас на экране в 90-х и стала идентифицировать как артиста Мадянова, даже мысли не возникло, что вы и пацан, игравший Гека, — одно лицо!

— А я быстро забылся, хотя до окончания школы успел сняться в 10 фильмах — причем в трех сыграл главные роли. Ничего удивительного — когда поступил в ГИТИС, дал слово руководителю курса Оскару Яковлевичу Ремезу, что не стану сниматься как минимум три года. Тогда в театральных вузах это очень не поощрялось. Что вы! Даже расписку писать пришлось: «сниматься не буду». Предложения поступали — отказывался. Но я был готов на что угодно — лишь бы учиться. Во-первых, отец — а он работал режиссером на телевидении — накрепко вбил мне в голову: «Нужна хорошая театральная школа!» Во-вторых, я и сам видел, что происходит с детьми, снимающимися в кино: детская непосредственность исчезает — все, больше предъявить нечего… Школа необходима — и в ГИТИСе я ее получил. Еще будучи студентом, начал играть на сцене Театра имени Маяковского, Андрей Александрович Гончаров меня присмотрел. Туда же и распределился. 25 лет на сцене. Безвылазно сидел в театре. Да мы там жили! Ни о каких съемках и речи быть не могло.

— Но в 1989-м вы снялись у Гайдая в «Операции «Кооперация». Так началось возвращение на экран?

— Пошел к Андрею Александровичу, говорю: «Дайте посниматься у Гайдая-то. Ну хоть одну-то роль!» — «Ну ладно, исходя из возможностей театра…» Возвращение? Не знаю. Пожалуй, нет. Потом все равно были разовые, эпизодические съемки. Я не мог соглашаться на большее — театр вязал по рукам и ногам. А в кино я вернулся, наверное, уже после «Гражданина начальника». Пошли такие работы, такие предложения, отказываться от которых было нельзя: «Копейка» с Ваней Дыховичным, «Жизнь забавами полна» Петра Ефимовича Тодоровского, «Участок», «Штрафбат», «Солдаты»… Но в театре я по-прежнему играю, в разовых спектаклях.

— Ох, должно быть, и болела у вас душа, когда были отлучены от съемок…

— Некогда болеть-то было. Выпускал одну пьесу, а за неделю до этого вручали сценарий следующей. Простоев не было. Да и сейчас считаю себя прежде всего театральным актером, хотя кино очень люблю.

— Кино — это слава. Хоть всю жизнь в театре играй, подобной не получишь.

— Вот уж чем не страдаю, так это фанаберией! Как мог, из себя вышибал. И думаю, что вышиб. Еще в детстве хороший урок получил на съемках «Совсем пропащего». Вы же помните, кто там играл: Леонов, Скобцева, Басов, Кикабидзе… И я, девятилетний шкет. Какие-то сцены снимали в Каунасе. Вечером вышли прогуляться. Летний вечер, кругом народ. Мы в центре внимания. Сидим на лавочке с Георгием Николаевичем Данелия: он курит, я пускаю мыльные пузыри и делаю это как-то уж слишком демонстративно. И тут Георгий Николаевич мне тихо говорит: «Рома, не играй на публику». Все, больше ни слова. Но застряло на всю жизнь, как гвоздь!

«Шагать по трупам? Боже упаси!»

— Сколько ролей на вашем счету?

— И в театре, и в кино стольник уже, наверное, есть.

— Какие особенно дороги?

— Абсолютно все! Потому что туда вложен кусок моей жизни, моих нервов, моей крови, пота. Чего угодно. Чего хотите.

— Хорошо, тогда выделю я, как зритель: мне очень понравилась ваша работа в фильмах «Штрафбат» и «В круге первом». Трудно дались эти картины? В образ Абакумова долго вживались?

— Очень многое дали репетиции. А еще — провидение. Не шучу, правда. Едва только мы начали репетировать, приезжаю вечером домой, включаю телевизор и вижу: начинается замечательный документальный фильм про Абакумова. После этого всю жизнь моего героя уже понять, прочертить можно было. А потом вместе с режиссером Глебом Анатольевичем Панфиловым просто сидели и размышляли: как мог себя вести всевластный министр госбезопасности в одной ситуации, в другой, третьей — с арестантами, подчиненными, «на ковре» у Сталина… Как показать движение образа, выхваченного нами в данный момент, на данном отрезке истории… Каждую деталь проговаривали, Распечатать реферат, курсовую или дипломную работу можно по ссылке http://copy.spb.ru/ .Более того, здесь же можно оформить вашу работу при помощи брошюровки на пружину или твердого переплета. Копицентр работает на базе собственного производства, поэтому все услуги по доступным ценам. много репетировали, поэтому, когда выходили на площадку, были совершенно уверены, что и как будем снимать. Но Абакумов-то — роль по сути небольшая, всего две серии. А вот в «Штрафбате» задача была куда сложней: на протяжении 11 серий создавать образ единственного антигероя, майора Харченко, противостоящего всей команде штрафников!

— Я знаю ваш принципиальный подход к антигероям: в каждом непременно выискивать положительные черты. И как, получается?

— Это не мой подход. Это классика актерского ремесла: в хорошем ищи плохое, в плохом — хорошее, иначе полноценного образа не будет. Вы спрашиваете, за что можно уважать Харченко, начальника особого отдела дивизии НКВД? Да хотя бы за профессионализм! Он человек системы, он четко выполняет задачу, которая перед ним поставлена. Он целеустремлен, жесток и абсолютно верит во все, что делает. А министр Абакумов — это же вообще уникум: с четырьмя классами образования добиться такого поста, такой власти, организовать СМЕРШ, который работал изумительно! Перегибы — не перегибы, но ведь СМЕРШ сделал очень многое, мощнейшая была организация…

— А не боялись, что клише злодея прилепится намертво?

— Честно скажу, боялся. Был такой период, «гаденышный». Фильмы замечательные, счастлив, что играл. Но страх действительно появился: а вдруг — всё, повесят ярлык антигероя? Нет, хочется верить, что еще не повесили. Вот вышел на телеэкраны «Заколдованный участок», там есть над чем посмеяться — сыграл, как и в первом «Участке», главу деревенской администрации Андрея Ильича Шарова. А в апреле премьера полнометражного фильма «День денег» — опять же комедия… В театре у меня почти все роли комедийные, это мое амплуа.

— Вам бы Швейка в кино сыграть! Стопроцентно ваша роль! Слышала, на сцене солдат Швейк в исполнении Мадянова имел огромный успех…

— Это был дипломный спектакль. Феерический. Мы сыграли его 50 раз в учебном театре ГИТИСа, и на каждом спектакле — зал битком, боялись, что балкон рухнет. Но… сыграть Швейка сейчас? Не знаю. Не предлагают. И не переживаю я по этому поводу. Я не боец по натуре. Боже упаси — по трупам шагать, добиваться чего-то! Нет, ребята, вперед! Всегда говорю: «Я подвинусь. Вперед, прошу! А я потом — спокойным своим шагом дойду». И к Швейку отношение такое же. Он в моей жизни уже случился. Он был нужен тогда, когда был нужен. Все предопределено. И вообще все, что Господь ни делает, — к лучшему.

«Не надо оправдывать распущенность»

— И давно вы таким премудрым стали, Роман Сергеевич?

— В институте. Тогда уже понимал: сегодня я выношу алебарду, а завтра играю главную роль. И то, и другое важно.

— Но тогда мне совсем не понятен один момент: вы признавались, что сразу после института, войдя в труппу Маяковки, стали пить. Если это не было вызвано творческой неудовлетворенностью, терзаниями, амбициями — то чем?

— Оправдание такому можно найти всегда. Но оправдания нет. Это просто распущенность. Да, можно сказать: вот, мол, жил я в Подмосковье (в Дедовске, где актер родился и вырос. — Авт.), а работал в Москве. Мотался все время туда-сюда. Аплодисменты еще не стихли, а я уже на электричку бежал… А можно еще добавить: вот не было возможности сниматься в кино, приходилось сидеть в театре, ходить на репетиции… Все ерунда! Элементарная распущенность. Такая вот жизнь была на театре, такую отдушину мы находили для себя. Этим болеют очень многие. Один разговор — опуститься донельзя, другой — взять себя в руки, поставить точку. Я — поставил.

— Сейчас-то вы уже в Москве живете?

— Да, получил к 35 годам квартиру от театра. Наташа Гундарева помогла — ходила, хлопотала, выбивала. Всю жизнь буду ей благодарен. Кажется, я был последним в театре, кто смог получить бесплатное жилье.

— А почему долго не женились? Трудно было выбрать?

— Долго? В 30 лет. Считаю, нормальный возраст. До того и мыслей не было. Чисто по-мужски прикидывал: на что жить, где жить? На театре какая зарплата? Копеечная. Значит, левак. Значит, бросать надо театр. А театр бросить я не мог — это ж дом родной! Поэтому так все и произошло — именно тогда, когда должно было произойти. Я Тулю свою, Наталью Федоровну, в театре встретил, она осветителем работала. Но когда поженились, я попросил ее из театра уйти: как я мог себе позволить, будучи уже заслуженным артистом, чтобы моя жена что-то выносила на сцену, да еще, не приведи Бог, кто-нибудь нахамил ей у меня на глазах!..

Туля замечательный человек, очень добрый, отзывчивый. Абсолютно не тусовочный. Говорит: «Ты у нас публичный человек, вот и давай публичь!» Фотографироваться ее не заставишь. Сейчас она работает в библиотеке школы, где учится наш сын. Вроде бы ей нравится, и хорошо, я не препятствую. Сама за рулем, отвозит сына то в школу, то в кружки, занята постоянно. А я, кстати сказать, не вожу машину и, наверное, никогда не буду. С моими нервами это опасно.

— Интересно, какой вы в гневе?

— Довести надо прежде всего. Я человек терпеливый. И некапризный. Но бывают в жизни разные ситуации. Иногда. И не хотелось бы их замечать, однако вынуждают. Подчас просишь — долго, хорошо, по — интеллигентному, а тебя не понимают. И становится ясно, что нужно показать желтый клык. Рявкнуть. И вдруг сразу все происходит. И относиться к тебе начинают по-другому. Потом думаешь: ну почему нельзя было сделать все спокойно, по-человечески. Почему?! Очень не хочется до разборок опускаться, но… Это я о делах рабочих. А дома сын Ромка знает: если говорю тихо-тихо, в тональности звенящей струны — плохо дело!

«10 дней, которых может и не быть»

— Есть роли, от которых вы отказываетесь?

— Уже есть. Изменяю собственному принципу, по которому жил еще недавно: от работы не отказываться никогда! Я ведь трудоголик. В институте успевал играть отрывки не только на своем курсе, но и на других тоже — со всеми подряд сдавал экзамены, хоть это и не приветствовалось… Но сейчас, при том количестве ролей, которые уже сделаны, идет какой-то естественный отсев. Играть одно и то же неинтересно. А превращать это в процесс зарабатывания денег, честно скажу, не хочется.

— А если бы ради семьи возникла необходимость оставить актерскую работу — пошли бы на это?

— Нет… Нет. Ради семьи я стал бы работать еще больше. Хотя куда уж! В году я заранее намечаю дней десять отпуска. Только десять. Однако и они могут пропасть. Мои к этому готовы — не обижаются, едут отдыхать без меня…

— Родители дожили до вашего возвращения на теле- и киноэкраны?

— Папа умер, когда я учился в ГИТИСе. А мама дожила. Думаю, гордилась. Но порой критиковала.

— Сейчас, столько лет спустя, вспоминается Гек Финн?

— Конечно! Как если бы сквозняк распахнул дверь в скучном затхлом помещении — и вдруг за этой дверью ты увидел что-то светлое, классное!.. Меня, неискушенного, втянули в этот сказочный мир, поставили рядом с людьми, которых знала вся страна. Но так ведь и работать пришлось наравне с ними. Романтического флера «ах, кино! ох, кино!» у меня уже в 10 лет не было. Я знал: съемки — труд тяжелый, подчас нудный. Но увлекательней все равно ничего нет!

— Вашему сыну уже 13. Почему же его не приводите сниматься?

— Так он снялся уже в небольшой роли в каком-то фильме. Потом переживал, что половину вырезали. Да не помню я, к сожалению, что за фильм!.. Я на гастролях был, когда его показывали. А вообще Ромка — существо стихийно-вольное, не хочу давить. Не хочу слишком рано его в это окунать — он, в отличие от меня, ребенок домашний, я-то уличным был.

— Полно! Мама — библиотекарь. Папа — режиссер. Откуда — «уличный»?

— Да я же оторвой был! Девиз: ни дня без драки! Мы с братом Вадиком ни соседям, ни одноклассникам расслабляться не давали. Бездна энергии! Когда маму совсем умотали, отец стал нас на работу брать, на съемки. Однажды приехали в школу снимать какие-то сцены — мы вмиг в массовке растворились. И понеслось: с кем-то подрались, кому-то уже фингал посадили. Вдруг меня за шиворот дяденька хватает: «Мальчик, ты чей?» Оказалось, помощник режиссера пацана присматривает на роль Гека Финна… Может, благодаря дракам я и в кино попал… А Рома не такой. Он мягкий, добрый. Хороший парень, тьфу-тьфу!

— Отличник?

— Скажете тоже! Нормально учится. Папкин рекорд пока не побил: он за четыре урока четыре двойки получает, а я мог и пять огрести! Так что сынуле моему тянуться еще и тянуться. Образец перед глазами.