Евгений Гаврилов. «Телерадиокомпания РИФ», г.Бийск, апрель — май 2006 г.

— Вы как бывший военный и служивший в Советской Армии, что видите главным в сериале «Солдаты»?

— Самое главное, чтобы зритель в нём что-то видел. Моё-то мнение по поводу сериала «Солдаты» далеко не однозначно. Мы показываем какие-то положительные стороны армии, в большинстве случаев — это просто сказка, абсолютная выдумка. Такого в армии и быть не может. Какой-то есть художественный вымысел. Что-то плохое, какие-то плохие качества. Наверное, это всё-таки реабилитация армейской жизни. 

— Какую сцену в сериале вам труднее всего было сыграть?

— Там было очень много тяжёлых, сложных сцен. Тяжелее всего, наверное, последние сцены вторых «Солдат», где ситуация обострялась до предела. Когда сам толкнул, сам ударил, оказался виноватым. Нелёгкие сцены были во время свадьбы, после свадьбы, когда был «абсолютно пьяным». Всё очень не просто. Все сцены были по-своему сложны. Это была не прогулка.

— При проработке персонажа с Сергеем Арлановым вы пытались делать какие-либо ассоциации фамилии Колобков с характером вашего героя?

— Нет, фамилия Колобков была придумана авторами. А так как Серёжа Арланов выбрал меня на эту роль, а я не маленькой комплекции — значит, фамилия совпала и легла абсолютно, как говорится, в струю. А потом многие стали называть Колобком, потому что я достаточно крупных форм.

— Часть, в которой снимались «Солдаты», знакома вам с детства. А когда вы впервые вступили по ту сторону забора, на территорию части?

— Осенью 1985 года, а вернулся весной 1987 года. Я служил там полтора года. Но в этой части я не служил, я родился рядом с этой частью. В детстве мы и дырки знали в заборе, и в воинскую часть, бывало, залезали, хулиганили. Так было. А когда точно по возрасту, сейчас не вспомню. Где-то в середине семидесятых. Я и не думал, что там мы будем снимать «Солдатов», и был очень удивлён, когда назвали это место съёмок. Это было приятным сюрпризом. Снимали практически у меня на родине.

— Были при съёмке сериала моменты, которые вы считаете самыми полезными и нужными сегодня для ваших зрителей?

— Навскидку сказать сложно. Я смотрел сериал всего один раз по DVD. Я же не отсматриваю сериалы, в которых снимался. Не могу оценить как зритель. Сапожник без сапог. Посмотреть не удаётся.

— Роман Сергеевич, закончились ваши съёмки в фильме-римейке «Двенадцать рассерженных мужчин»?

— Мои съёмки закончены. Но съёмки, по-моему, других эпизодов продолжаются.

— Вы снимались в замечательном окружении. Чем бы вы отметили эти съёмки?

— Я никого не хочу выделять. Это вообще Божье провидение, что мастер Никита Сергеевич пригласил к себе в картину. И вообще это кайф с такими партнёрами, артистами выходить на одну площадку, работать с Михалковым. Изумительная группа! Что я могу отметить? Провидение повернулось ко мне лицом, и в жизни мне всё-таки удалось поработать с этим режиссёром, я мечтал об этом. Но не было ни возможностей, ничего. И вдруг такой шанс! Это фантастика. Это отдельная тема, это фантастическая работа, потому что касается всех партнёров. Я не ошибусь, если скажу за всех, что для всех это была хорошая проверка и на профессию, и на многие творческие вещи. Михалков как режиссёр, конечно, работает феноменально.

— Видели вы фильм Люмета? Приходилось ли читать пьесу Р. Роуза? И в чём оригинальность римейка?

— Я читал пьесу и смотрел фильм. А остальное вы посмотрите сами. До окончания картины не имею права ничего говорить. Глубоко убеждён, что фильм будет событием. Могу сказать только о своих впечатлениях и кого играю. А играю я судебного заседателя номер 6.

— Какую роль, сыгранную в театре, вы считаете главной в своей жизни? Чем она вам была интересной?

— Никакую главной я не могу назвать. Они мне все дороги. Мне дорог и Швейк в учебном театре, когда я был ещё студентом. Мне дорог и Расплюев. Сейчас вышла новая премьера, мы выпустили спектакль «Вольный стрелок Кречинский», где я играю — не менее дорога для меня роль. Мы отыграли два спектакля в Екатеринбурге, и сейчас будут две премьеры в Москве. 24 апреля и 18 мая. В театре Станиславского, другая в театре Вахтангова. Очень многие роли для меня дороги, особенно в театре.

— Каков был Швейк в вашем исполнении? Что вы предлагали оригинального тем вашим зрителям?

— После этого спектакля меня сразу взяли в театр В. Маяковского. Это классическое, гениальное произведение Я. Гашека. Сказали бы: какие книги возьмёшь с собой, чтобы читать до бесконечности — я бы взял Ильфа и Петрова и обязательно Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка». Да просто искренне его надо было играть. Никаким он не был идиотом. Это был открытый, чистый человек. Всё в нём было. Он был разным — тем и хорош. Он был и наивен, и в меру хитёр. Это и было замечательно. А тем более, при такой литературе, грех. Там один Гашек что давал! Там тексты такие, что можно умереть. Мы на репетиции задыхались от смеха. Мои партнёры долго боролись, чтобы хотя бы не «колоться» на сцене, когда тексты произносишь. Поэтому и азарт был, мы были молодыми — нам было по 20 лет, энергия брызгала, было много танцев, и вообще спектакль был заводной. А это не могло передаваться в зрительный зал. Они всегда были битком. В учебном театре это было целым событием. «Швейка» ждали, на него ходили. Правда, судьба у него была недолгой, но, наверное, так и должно было быть.

— Вы любите заводиться на площадке, рассказывая анекдоты?

— Да, это такой способ собрать внимание.

— Когда вы приобщились к столь оригинальной форме зарядом адреналина?

— Это пошло подспудно. Артист настраивается по-разному перед дублем. Подчас серьёзные и трагические, драматические куски когда играешь, даже тогда приходилось отпускать анекдоты и сразу впрыгивать. Это называется «автоматический сброс энергетики», чтобы со свежими мозгами впрыгнуть в эпизод. Прекрасная ссылка на фильмы биографии онлайн кинотеатра нового поколения.. Слишком много перебирать так, и мотор может не выдержать.

Это как собирается артист перед кадром. Кто-то замолкает, кто-то просит тишины, кто-то сосредотачивается. Я — анекдотами. Анекдот рассказал — все засмеялись. Тут: «Мотор!» Все — поехали, начали. Перевёртыш сразу даёт другое ощущение.

— Вы собираете анекдоты?

— Я никакие книги по этому вопросу не читаю. Всё это лишь то, что сохранила память, что пришло сейчас, приехал на площадку — запомнил. Забыл, потом опять вспомнил. Никакого собирания нет. Я не претендую на лавры Юрия Никулина, царство ему небесное, который, действительно, достаточно серьёзно этим весёлым делом занимался. Писал анекдоты, классифицировал их. Я — нет. Что память держит, то держит.

— Ваша память позволяет вам вспомнить роли, которые вы играли несколько лет назад…

— Да, если напрячься — могу вспомнить.

— Вы сегодня играете в нескольких антрепризах. Чем вас притягивает театр, даже в таком качестве?

— Да, я ушёл на разовый театр, потому что во многом сейчас стационарные театры стали себя дискредитировать подобными вещами, как и в антрепризе. Я понимаю, что само слово вызывает какой-то отрицательный, ругательный оттенок — антрепризы. Задумка-то, слово — хорошее. Один антрепренер собирает хороших, первоклассных артистов, для того чтобы сделать то или иное произведение.

В середине 70-х могли вы увидеть на одной площадке Алису Бруновну Фрейндлих и Армена Джигарханяна, или Михаила Александровича Ульянова и Олега Басилашвили? Артисты из разных городов. Просто нереально. На съёмочной площадке, в кино — это одно, а живьём увидеть этих двух артистов — было практически невозможно. Вот такая возможность появилась. Но, к сожалению, антреприза сама себе сослужила огромную неблагодарную память о себе, потому что в большинстве своём начался откровенный, наглый чёс по всей стране. Вот и всё. С одной табуреткой, вообще без всего. Приезжали, пардон, «звёзды» и занимались тем, что халтурой даже не назовёшь. Было чистейшее надувательство.

Сейчас антреприза, могу вас уверить, находится совершенно в другом качестве. В антрепризе появляются серьёзные, мощные спектакли, которые достойны любой академической сцены, могут соперничать с любым стационарным театром. Потому что нашего зрителя уже не обмануть, люди требуют полноценных декораций, хороших костюмов, хороший состав артистов. На одной табуретке уже не проскочишь. Если кто позволяет себя дальше так обманывать, то пусть позволяют… Кто не позволяет — тогда совершенно другой разговор, другой метод общения.

— Для вас антреприза — это связь с театром?

— Конечно. Это тот же театр. Это живое дело. Мне ни за одну антрепризу не стыдно. Я готов ответить перед кем угодно, где угодно и как угодно. Да, это денежное дело. Всё это я прекрасно понимаю. Поэтому и в этом есть определённый смысл. Что тут греха таить: денежный вопрос нас тоже волнует. У всех семьи, а на такую зарплату, как в театре, прожить совершенно нереально, невозможно, даже в столичном театре. Я абсолютно только за театр и ценю антретеатр. Я в большей степени считаю себя театральным артистом, чем киношным, хотя кино очень люблю.

— Самое счастливое для вас театральное окружение? Какую пьесу вам удалось сыграть с максимальным количеством актёров-легенд?

— В театре В. Маяковского — все легенды. Я 25 лет служил в этом театре. Я заслужил это право. Меня же ещё студентом туда взяли. Театр принял меня безоговорочно. Я был абсолютно своим, знаю. За красивые глаза в театре Маяковского не давали заслуженных артистов, не давали 18 разрядов и не давали мастеров сцены быстро. Значит, я тоже что-то сделал.

Наташа Гундарева, царство ей небесное. Армен Борисович Джигарханян… Была сильнейшая труппа театра Маяковского… А когда такие артисты приняли меня в свою команду, они очень многому меня научили. Многие замечательные артисты что-то подсказывали, что-то советовали. А иногда не советовали, а говорили просто: «Рома! Давай вперёд, дуй до горы! Всё правильно, железно делаешь и ничего не бери в голову! Никого не слушай!»

— Ваше новое появление на экране связано с гениальным Леонидом Гайдаем. Как состоялось первое с ним знакомство?

— Всё произошло достаточно прозаично. Вдруг в театр позвонили. И у трубки был Леонид Гайдай: «Ром, я хотел бы с вами познакомиться. Мы начинаем новую картину. Я хотел бы встретиться и поговорить». Замечательный был дядька, великий мастер. Я приехал, очень волновался. У меня был большой перерыв в кино. Я всё время сидел в театре — и эпизодики, эпизодики. Мы замечательно пообщались. Потравили анекдоты, меня сфотографировали. Всё, вопрос был решён. Я пошёл к Андрею Александровичу Гончарову: «Ну, Андрей Александрович, дайте посниматься. Это же всё-таки не Тютькин, не неизвестный режиссёр — всё-таки это Гайдай. Дайте мне у него сняться». Гончаров даже пошёл на это. «Хорошо, снимайся, но исходя из возможностей театра. Нет проблем». Вот так и стал работать.

А работа шла изумительно. Легко, быстро, как всегда. Всё решено, никто не задумывался, просто отрывались, фантазировали, фонтанировали. И Миша Кокшенов, и Дима Харатьян — сколько там было замечательных артистов! Светин, Белявский — все отрывались по полной. Что-то принимал Леонид Иович из предложений, какие-то отвергал. Шла нормальная, творческая работа…

— Чем достигался характерный гайдаевский юмор на съёмках? В чём секрет?

— Наверное, в его лаконичности. Он очень не любил длиннот. Короче! Короче! Лучше, может быть, сделать какой-то смешной переход в действии. Всё в беге. Он не мог просто так снимать. Вот два героя бегают по подземелью. Вот снимают бегущего Харатьяна, потом бегущего Мадянова. Но нельзя бегать в комедии, как мы в жизни бегаем! Даже в этом находился юмор. В убыстрении, в движении — всё равно вперёд. Юмор в каждом кусочке. Даже в самом маленьком, казалось бы, в совершенно несмешном, маленьком диалоге всё равно искал основу какого-то несоответствия, а значит, юмора. Поэтому никогда и зрителя от себя не отпускал. Каждую секунду должно что-то происходить.

— Вы считаетесь профессиональным рыбаком. Кто вас заразил столь необычным видом спорта? Почему вы не участвовали в соревнованиях рыбаков?

— Я почти профессионал. Это — моя страсть, то, что я очень люблю. Занимаюсь этим очень серьёзно. Просто так, шаляй-валяй, выехать на рыбалку я не могу себе позволить. Если уж выехал, то выехал на охоту. Занимайся, совершенствуйся.

Это пришло как-то само собой, и ловлю уже достаточно давно. Не помню уж, когда я впервые в руки удочку взял. С незапамятных времён. Серьёзно и плотно начал заниматься, наверное, лет с двенадцати-тринадцати — точно. Я помню, как мы пять километров с ведром малька шли на дальнюю плотину в Нефедьево с братом. Было тяжело, но всё равно шли, в три ночи вставали. Если выезжали на рыбалку, то серьёзно к этому относились.

И потом, годам к 16, я заразился спиннингом. И пошло. Это стало непроходящей любовью и страстью. Я понял, что можно не везти с собой кучу бог знает какого барахла: удочек, подставок и прочего, когда ты можешь с одним спиннингом, с маленьким рюкзачком за спиной получать удовольствие, чтобы перехитрить железкой или резинкой. Вот в чём интерес — перехитрить ту же щуку, судака, желеха, окуня. Причём в последнее время, естественно, сравниваешь шансы. Тем тоньше снасть, тем у тебя меньше шансов вытащить более-менее достойную рыбу, а если ты поймал как бы не трофей, но ты получишь удовольствие при вываживании. Потому что тащишь на тонкую снасть. Одно дело на сомовью палку, спиннинг вытащить килограммовую щучку — так ты её просто, как морковку из воды, выдернул и не задумался — крути катушку и всё. А когда ты ловишь на тоненький спиннинг с малым тестом и на тоненькую лесочку и вытаскиваешь ту же килограммовую щуку, когда спиннинг даже несоизмерим с её весом — вот тогда ощущаешь! Когда попотеешь, минут 15-20 её поволтузишь в траве, да не дай Бог, залезла. Уже сердце заходится, когда адреналина выше крыши — вот в этом кайф, удовольствие, азарт, страсть!

— Что вы сделали с тем сомом-гигантом, которого выловили в 1981 году?

— Был хорош! Мы, правда, помаялись с ним страшно. Я после этого, кажется, сутки ничего делать не мог, был разбит. Болело всё абсолютно! Во-первых, в нескольких местах были посечены пальцы. А что сделали? Ребята сразу же балык приготовили. Изумительный был сом. Они его изрубили, и мы этот балык ели, я помню, домой ещё привёз его. Вкуснятина неимоверная! А что с ним делать? Смотреть на него что ли?

— Что за принцип «Поймал — отпусти»? Когда вы впервые начали им руководствоваться?

— К сому этот принцип был неприменим. Потому что сом был тоже вымотан. И я был никакой. Ещё и трофей надо было показать (вес вытащенного Мадяновым сома был 98 кг — Е.Г.) В последнее время я стал задумываться, в чём смысл рыбалки. Набивание холодильника — так вопрос никогда не стоял. Но свой улов я как-то раньше привозил. Потом как-то пару раз случилось, что я привёз, а это оказалось не очень востребованным. И потом это всё пришлось перемещать из холодильника в мусорное ведро. И тут у меня произошёл надлом, подумал: «Ну и зачем? Вот это я сейчас делаю, а вот это могло бы до сих пор плавать».

Наверное, я стал старше, мудрее. И последние годы так. Всё, я поблагодарил рыбу. Вместе с ней поборолись, меня сфотографировали — всё, пока, до свидания. А купить судака легко. Я заеду в магазин, возьму абсолютно свежего, со льда судачка. Могу его пожарить и съесть.

Единственный бывает вариант, случается, когда либо судак, либо щука настолько глубоко заглатывают, что ранение несовместимо с жизнью, скажем так, отпускать нельзя, потому что негоже. Приходилось брать с собой. Если рыбу не реанимировать. Одного привезёшь — можно с удовольствием пожарить. Сразу, чтобы это никуда не пошло в залежи. Но стараюсь всегда ловить аккуратно.

— Чем отличается настоящий рыбак от случайно стоящего с удочкой человека?

— Во-первых, рыболов. Рыбак — это профессия, люди, которые работают с тралами. Настоящий рыболов от человека просто с удочкой? Как сказать… Градаций очень много. Имеется в виду профессионал — не профессионал. Иногда говорят: «Да, там место клёвое, а там не клёвое, тут какая-то яма или перекат — туда надо ехать». А я говорю: «Вы меня до воды доведите, а там я сам разберусь. Это уже вас не касается». Тогда можно будет смотреть. С одной стороны, замечательно, что он стоит с удочкой. Пусть лучше с удочкой стоит. А ещё лучше, возьмёт с собой сына. Будут стоять рядом и наслаждаться природой. И мне не важно, ловит он маленьких пескариков, окушков. Ну, если ему нравится. Это только радовать может.

— Чем вы занимались год после первого вашего непоступления в театральный? Как он прошёл? Как вы готовились к новому поступлению?

— Скажу честно, никакой хитрецы не было. Я хотел обязательно второй год попробовать, чтобы если не поступаю, то уйти в армию, но хотя бы мне была нужна отдушина в год. Поэтому, скажу честно, я «спрятался» в «почтовый ящик»: опаздывал, поэтому глупо было не использовать нормальный полноценный год для поступления. Поэтому были две отсрочки, и я готовился. И на следующий год, как видите, поступил.

— Как складывалась актёрская судьба вашего брата Вадима?

— Вадим снялся в одном или двух фильмах, и потом как-то на этом его актёрская профессия и закончилась. По-моему, он снялся в «Судьбе барабанщика». Дипломная работа у него была очень хорошая. Его практически никуда не приглашали. Потом он кинулся в режиссуру. Сейчас он занимается радио. Так что интересы у него широкие.

— Вы закончили сниматься в сериале «Солдаты»?

— В восьмых сериалах я поставил точку, потому что это был единый блок. «Солдаты — 6,7,8». Здесь моя линия будет идти. Чем закончится моё героическое пребывание в этом сериале в качестве Колобкова, рассказывать не буду.

— Ваши пожелания всем любителям сериала «Солдаты» в городе Бийске Алтайского края?

— Удачи, добра, благополучия, счастья, здоровья родным и близким. Смотрите сериал «Солдаты» нормально и адекватно. Всего самого доброго. С огромным уважением — полковник Колобков, Колобок. Заслуженный артист России Мадянов Роман.