Журнал «Наше кино», №1(21) 2007 г.

«Плохо, когда тебя видят только в одном свете. И предлагают однобокие роли. Это наша вечная беда. И кино, и театра. Приклеивается определенное амплуа. Складывается стереотип об артисте: „Он шикарно играет ментов!“ И все. Но я, слава Богу, умудрился показать, что могу играть еще что-то. Поэтому довольно спокойно к этому отношусь. Но когда роль интересная, когда в ней есть повороты, когда в человеке можно увидеть личность, — то какая разница: в погонах, без них?» — признается Роман Мадянов, чьих героев зритель неизменно запоминает и отличает, несмотря на то, что они могут занимать не самую большую часть экранного времени.

— Роман, когда мы с вами последний раз виделись на съемочной площадке, вы были очень уставший. Съемка была ночная, а вы после трех перелетов в один день. Как выдержали?

— Да ничего, привычка уже выработалась. Приехал домой, выспался, на следующий день меня пожалели и вызвали чуть-чуть попозже.

— Перелеты были связаны со съемками?

— Да. У нас были гастроли в Риге, два спектакля мы отыграли, а в Праге снималась картина «Ирония судьбы-2». Администрация фильма мой график, к сожалению, не учла и составила его неудобно. И мне пришлось из Риги лететь в Копенгаген, потому что прямых рейсов из Риги на Прагу нет. Это был тихий ужас.

— Вы в «Иронии…» кого играете? И это римейк картины или продолжение?

— Это продолжение. К сожалению, я не имею права раскрывать секреты. Это совершенно отдельная история, хотя максимально приближенная. Многие известные, медийные, как сейчас говорится, артисты сыграли в этом фильме. Даже эпизодические роли.

— У вас небольшая роль?

— Маленький эпизодик. Крошечный просто.

— Насколько известно, вы не брезгуете такими маленькими ролями.

— А зачем? Если хороший режиссер, сценарий… Я очень люблю эпизодические, небольшие роли.

— Необходимое требование какое-то есть?

— Необходима какая-то энергия, поворот — либо в юмористическом плане, либо в драматическом. Это не значит, что мне не хватает сил на разбег, на большие роли. Нет. Просто я почему-то люблю короткие дистанции. Может быть, потому еще, что у меня очень сложный рабочий график, и мне непросто соглашаться на большие роли. Чаще всего их предлагают поздно, когда уже все распланировано, а подводить людей очень не хочется. И приходится отказываться.

— От больших, хороших ролей?!

— Да, подчас от больших, очень хороших ролей.

— Удивительно. Еще меня поразил один момент на площадке, когда вы сказали журналистке: мол, да, играю я только военных, ментов — ну что поделаешь. Обычно артисты очень возмущаются на эту тему. А вы…

— А что мне по этому поводу нервничать? Хотя, если честно, немного устаю от этого…

— От предлагаемых ролей?

— Да, когда тебя видят только в одном свете. И предлагают однобокие роли. Это наша вечная беда. И кино, и театра. Приклеивается определенное амплуа. Складывается стереотип об артисте: «Он шикарно играет ментов!» И все. Но я, слава Богу, умудрился показать, что я могу играть еще что-то. Поэтому довольно спокойно к этому отношусь. Но если роль интересная, то какая разница: в погонах, без них. Когда в роли есть повороты, как я уже говорил… Когда в человеке можно увидеть личность… Когда ты понимаешь, что можешь показать человека разным, — и чем его проявления будут более разнообразными,тем будет интересней… Нас Господь Бог создал разными. Больше нет таких, как вы, например. Вы в единственном экземпляре. И я тоже. И вообще все. И в каждом человеке есть и плохое, и хорошее. Поэтому нельзя никогда говорить однозначно: этот персонаж отрицательный. А этот положительный. В любом человеке, самом лучшем, мы можем найти столько негативных черт! И в каждом человеке есть масса качеств, за которые его можно хотя бы элементарно уважать. Если я могу это показать в роли — прекрасно. Вот, например, «В круге первом» мой герой, Абакумов. Я очень счастлив, что сыграл эту роль, и вообще — что поработал с таким режиссером, как Панфилов. Мне вообще везет, надо сказать. Я счастливый человек.

За свои 35 лет я работал с такими режиссерами!..

— Вы и стартовали не просто с режиссером, а с самим Данелией.

— Да, с Георгием Николаевичем Данелией. Да еще с такими партнерами!

— Вы рассказывали, что Данелия вам дал главный совет, касаемый профессии, а именно: раз и навсегда вылечил вас от звездной болезни.

— Да, он мне сказал: «Не играй на публику», — когда я чего-то там из себя изображал.

— И вы в таком маленьком возрасте поняли глубокий смысл, заложенный в этой фразе?

— Конечно! Я сразу оценил свое собственное поведение.

— А он сказал это громко и публично? Что вас так поразило?

— Нет, ни в коем случае. Он интеллигентный человек. Он меня отозвал и тихо, по-доброму сказал: «Ромка, не играй на публику». И это тем более резануло.

— У вас были великолепные партнеры по площадке: Леонов, Кикабидзе…

— …Басов, Скобцева… И, что самое интересное, по детским воспоминаниям — я не испытывал перед этими людьми страха. Отец, как человек опытный, мне говорил: «На площадке не может быть авторитетов. Мы все занимаемся одним делом». И если мы начнем играть в поддавки, то это просто будет плохо на экране. Я не испытывал страха ни перед Евгением Александровичем Леоновым, ни перед кем другим.

— Они вам помогали? Советовали что-то?

— Ну конечно. Куда встать, чтобы меня не затирали. «Ромка, иди сюда, стой около меня».

— А вы сами можете сейчас что-нибудь посоветовать коллеге, если видите, что у того что-то не получается? По-дружески.

— Именно. По-дружески. Могу. Но очень аккуратно.Потому что это может вообще выбить из колеи артиста. От интонации же многое зависит. Словом можно человека убить. Поздороваться с ним так, что он на долгие недели потеряет покой.

— Неужели? Если только человек для вас важен, тогда интонация, с какой он здоровается, возможно, и подействует. А если нет…

— Неважно. Если ты понимаешь, что ты перед человеком ни в чем не виноват, а он тебе (холодным тоном): «Ну, здравствуй».

— Но это ж его проблемы?

— Проблемы-то его, но ты, как нормальный человек, начинаешь копаться в себе: что же я мог сделать этому человеку такое, чтоб он так со мной поздоровался? Где я мог его подставить? А когда ты не понимаешь этого, то заходишь в тупик. Тебя начинает это глодать. Это на самом деле не шутки… Возвращаясь к советам коллегам. Только дружеские — только. И максимально аккуратно… Пример: съемки у Никиты Сергеевича Михалкова в «12 разгневанных мужчинах». Я по сцене должен поймать стакан, который пускают по столу. Я же никак не могу этого сделать. Останавливают камеру, запускают стакан — ловлю спокойно. У меня вообще все нормально всегда с реакцией. И еще его надо поймать мягко. А у меня получается только жестко. Резко. В общем, заело. Я что, даун безрукий? Или что? С координацией плохо? А не выходит ничего.

— Вы занервничали?

— Естественно. Оказалось, что я не могу выполнить такую простую техническую задачу. И от этого стал нервничать, психовать. Никита Сергеевич подошел, сел и рассказал похожую историю, которая когда-то произошла с ним. И моментально снял зажим, напряжение с меня. И все сразу получилось. смотреть фильмы в хорошем качестве онлайн Он же сам артист, помимо того что замечательный режиссер. Он всю эту школу хорошо знает.

— Работа с такими режиссерами, как Михалков, Панфилов, нога дает артисту?

— Конечно! Когда на площадке присутствуют такого уровня режиссеры, высший эшелон, элита, которые прошли колоссальные этапы и доказали свой талант картинами, вошедшими золотыми, бриллиантовыми буквами в историю кино, то это дает огромный опыт. Помимо всего перечисленного эти люди знают, о чем снимают кино. Знают, как его снимать и о чем.

— Чем вам запомнилась работа с Михалковым?

— Эйфория и восхищение талантом и энергией этого человека. Постоянным поиском и отсутствием фанаберии: я все знаю, я все понимаю. Азартный, страстный способ поиска. Когда все на правлено на работу, а не на собственные амбиции. Просто восхищение от того, как человек работает.

— Вернемся, если можно, к фильму «В круге первом». Вы, конечно же, там все гениально сыграли, но особенно поразила одна сцена; переживание дикого страха и волнения перед отчетам у Сталина.

— Понимаете, это интересно было представить. Я лично, к счастью, не знал Абакумова, но известно, что это был страшный человек. Министр НГП, генерал-полковник, человек, имеющий безграничную власть. Интересно было увидеть этого человека в таком состоянии. В состоянии растерянности, страха, волнения. Думаю, что зрителям не надо подробно рассказывать обо всей актерской кухне, раскрывая секреты. Скажу одно: тут помогает только собственное восприятие.

— То есть — как бы я себя повел, если бы был Абакумовым?

— Да, погрузиться. Представить себя, Мадянова Романа, на месте моего героя.

— Это стоило больших физических и моральных сил?

— Нет, это просто требовало сосредоточенности. Не могу сказать: ой, это было ужасно. Да, нелегко все время держать себя в подобном состоянии, «сбрасывать» тоже надо уметь. Потому что весь день находиться в подобном состоянии тяжело.

— И как вы «сбрасываете»?

— Пару анекдотов расскажешь, все посмеются — и легче. Анекдоты всегда очень помогают — мне, по крайней мере. Даже перед серьезными драматическими сценами. Мгновенный переход дает ощущение новизны. Ты впрыгиваешь в состояние. Это как пожарные: они же не приезжают на пожар раньше того, как он начался.

— Анекдотов много знаете?

— Много. Раньше было больше хороших анекдотов, сейчас меньше. Как-то я без остановки два с половиной часа рассказывал. Сейчас рассказывать не буду.

— Анекдоты все сплошь неприличные?

— Да, почти. Редко какой смешной, но приличный проскользнет. А кастрированный анекдот — уже не анекдот. Подчас это слово нехорошее — и есть…

— …вся соль анекдота.

— И без него он теряет всю остроту. И анекдот всегда надо рассказывать к моменту. Он должен естественно родиться в мозгу.

— А вы вообще веселый человек?

— Не знаю, у друзей надо спросить. Я разный. Наверное, нет. Редко когда есть возможность расслабиться с друзьями, похулиганить. Но, как правило, после работы хочется тишины. Потому что она отнимает очень много энергии. Я не люблю тусовок, потому что надо соответствовать. Шутить, балагурить. А не хочется. Хочется сесть дома перед компьютером и посмотреть мультфильм. Или просто покопаться в своих рыболовных снастях. Максимально сохранять себя. Чего очень многие журналисты не понимают. Приезжаешь на гастроли, а там какая-нибудь молодая девочка бодро спрашивает: «А что вы такие грустные?!» — «Ну, как тебе, девочка, объяснить? Мы сейчас вроде такой, не очень легкий спектакль сыграли. Можно, я расслаблю мышцы лица?» Вы вошли на мою территорию и воспринимайте меня таким, какой я есть. Изображать кого-то, напрягать себя — я не хочу. Но когда тебя снимает телевидение, то волей-неволей приходится аккумулировать силу. Ведь редкому зрителю захочется видеть кислую рожу артиста.

— Вы как-то сказали, что вообще редко отказываетесь от ролей. Но все-таки был период, когда вы отказывались от однотипных ролей в массовом порядке: после выхода телефильма «Штрафбат», где вы сыграли майора Харченко.

— Да, после этой роли посыпалась масса абсолютно идентичных предложений.

— И вы стали отказываться, невзирая на предлагаемые деньги?

— Да тут никаких денег не надо! Поверьте мне. Не так уж все сходится на финансовой заинтересованности. От нее очень много зависит, чего лукавить. Я же муж, мужчина, Добытчик, мне надо зарабатывать. Есть обязанности. Но, с другой стороны, надо уважать самого себя и про фессию, которой ты занимаешься. Если ты еще начнешь идти на подобные компромиссы, думая: «А может, пронесет, и этого никто не увидит…» — как раз это и увидят. И грош цена твоим словам.

— Вы перфекционкт?

— Не знаю… Вы такое умное слово сказали, я его даже и не знаю… Если соглашаешься, то надо выкладываться. А то потом не отмоешься.

— А вам вообще важно, что о вас люди думают?

— В профессии — да. И зрители, и коллеги.

— А в жизни?

— Ну, мне важно, как комне относятся мои друзья. Но они меня воспринимают таким, какой я есть, и мне не надо выпендриваться и изображать из себя кого-то… Возвращаясь в моему герою — Харченко… Он очень сложный персонаж. Понятно, что все зрительские симпатии должны быть на стороне штрафников. Но должен быть мощный им противовес. Реальная опасность. Чем и являлся Харченко. Лучше вообще на глаза этому человеку не попадаться.

— А почему и за что он их так ненавидит?

— Ну, мне кажется, понятно было. Воспитан так. Вы же не можете Харченко дураком назвать. Он же прекрасно понимал: если не он — значит, его. Это человек системы. Он же майор НКВД! Когда высшая степень была — полковник. Он командует дивизией! Понимаете? И «роет землю», потому что знает: если проколется, то все. И никому не доверяет. Ни-ко-му. И ищет любое подтверждение своему сомнению.

— Вы так страстно рассказываете про своих героев, что понятно: вы их очень любите.

— Конечно, люблю. Потому что в них столько вложено: сил, нервов… Если артисту интересен его герой, то и зрителю он будет интересен. Парадоксальная вещь: после таких ролей, казалось бы, должны ненавидеть, в спину плевать, но, как только люди меня встречают, — жмут руку.

— Да, известны истории, когда артистам после подобных ролей царапали машины, даже били лица…

— А меня зрители благодарят. И уважают. Уважай врага своего. Они ведь переживали за своих любимых героев, но и силу, им противостоящую, уважали. После этойработы (а она была некоей отправной точкой) ко мне приклеилось амплуа «бяки». И стали у меня эти «бяки» получаться. Иногда смотрю какой-нибудь фильм, вижу ар тиста, который изображает «зло». Ну да — орет, брызжет слюной, рычит…

— Но не страшно…

— Именно. Не-стра-ш-но. И я сразу — чик! — себе на заметочку. Не первый год и не первый десяток в этой профессии, надо же уметь анализировать информацию. Артист всю информацию выуживает из любой жизненной ситуации, потом процеживает через себя много раз. Разбираешь по косточкам: почему возникло такое ощущение… Что надо делать, а чего не стоит. В общем, чистая психология, хотя я ни одной книги по этой науке не прочел.

— Вас, кстати, легко вывести из себя? И чей?

— Много чем, но хамством и неуважением — стопроцентно. Вообще я всегда стараюсь избегать конфликтов. Стараюсь сдерживать себя в подобных ситуациях. Потому что нет никакого позитива в этом, а мне другого не надо.

— Давайте поговорим о любимом способе — релаксации. Для вас, как известно, это рыбалка.

— Да, рыбалку я люблю…

— Печальный момент: вы рассказываете, что ловите рыбу, а потом ее отпускаете. Но она же раненая и наверняка погибнет.

— Нет, поверьте мне, укол крючка не идет ни в какое сравнение с зубами щуки, к примеру. И рыба выживает. Но, как правило, мы едем не за тем, чтобы набить холодильник. Можно пойти и купить при большом желании. Мы едем за эмоциями.

— На съемках фильма «Мертвые души» вы с восхищением смотрели на огромного осетра, который украшал стол, и рассказывали всем историю про 90-килограммового сома, которого вы как-то поймали…

— Да, была такая история.

— Рыба в 90 килограммов — это сколько в длину и ширину, простите за несоведомленность?

— В ширину — не вспомню, но то, что он был метра под три, — точно.

— И как вы его вытащили?

— Мне помог замечательный парень, егерь, который был в тот момент со мной в лодке. Без него я бы рыбу не взял.

— И сколько по времени это продолжалось?

— Примерно час. Причем стояла жуткая жара. Самое обидное, что не было фотоаппарата. И сейчас это звучит как рассказ бывалого рыбака. Анекдот. Но это правда.

— И что вы сделали с добычей? Съели?

— Ребята сделали очень вкусный балык из него. Это было даже вкуснее, чем балык из осетра. Понимаете, раньше я отдыхал, читая книги. Но потом при такой занятости рыбалка стала основным приоритетом. Ты делаешь то, что ты хочешь: ты находишься с теми людьми, с которыми не надо поддерживать разговор, с которыми можно просто помолчать. Мы можем стоять по восемь, девять часов, не перекинувшись ни одним словом друг с другом. И нам не бывает скучно, неловко… Природа, воздух, птицы, рыбы… И хорошо… И возвращаешься обновленным. А однажды мы приехали на рыбалку, но клева не было вообще. Всю реку исполосовали — ни одной рыбешки. И вот Господь нам дарит чудо: выезжаем на пригорок, разлив большой, вода прозрачнейшая, тихая, как масло, обрамлена лесом с проседью, и на темной поверхности реки плавает шикарный лебедь! Белый гигантский красавец! И у нас в зобу дыханье сперло от такой красоты. Мы встали, четыре мужика, как вкопанные, и наблюдали за ним. А он и перья чистил, и нырял, и хлопал крыльями… Потом вдруг разогнался — чёп, чёп, чёп, чёп по воде — и улетел. Какой-нибудь рыболов скажет: «Так ничего ж не поймали. Зря съездили». Ну и что? Зато мы ЭТО увидели.